Пумперникель и другие

Увлекшись погоней за идеями и сюжетами, нечасто встречаешь книги, в которых сам текст заслуживал бы восхищенного внимания читателя. Сборник повестей Ирины Поволоцкой «Пумперникель и другие» как раз из таких — настоящий калейдоскоп замечательно стилизованных, мелодичных, удивительно непохожих друг на друга историй. Тщательно подбирая слова, автор оживляет голоса ушедших эпох: от тревожного 1917 года до второй половины XX века.

Эта книга для тех, кого завораживает звучание литературного языка, для тех, кто чувствует ритм отдельных фраз и любит искать характер за неосторожно оброненным словечком. Если вас, как и меня, очаровывает барабаняще звенящее слово «пумперникель» — произведения Ирины Поволоцкой вам обязательно понравятся.

Между прочим, пумперникель — это всего лишь грубый ржаной хлеб, полезный для пищеварения, самая неромантичная, если вдуматься, штуковина. Но кому-то в сочетании этих звуков послышатся отголоски дореволюционного быта, ностальгия и даже легкое жеманство. Вот так, балансируя на границе смысла и звучания, писательница рассказывает свои истории, переходя от лесковски сочного суржика к чему-то, напоминающему «телеграфный стиль» Хемингуэя, от ироничного языка чеховских рассказов — к строгим формам советской прозы.

Сюжеты вошедших в книгу произведений довольно просты: герои ищут средства к существованию, любят, разочаровываются, рассказывают неприличные анекдоты, переживают большие и малые горести. Это почти всегда монолог, чье-то воспоминание с неизбежной ностальгией и запоздалым раскаянием. Как если бы ваша бабушка, отложив домашние дела, вдруг разговорилась о временах, когда все-все было по-другому. Здесь уже в такой момент не нужны эпические повествования о подвигах или невероятных приключениях, важными становятся мельчайшие бытовые подробности, чьи-то семейные обстоятельства, просто занятные случаи из чужой долгой жизни. Помимо действующих лиц на страницах «Пумперникеля» всегда ненавязчиво присутствует рассказчик, чей голос и настроение разительно меняются с каждой новой историей. Несмотря на то что в книге найдется немало забавных моментов, послевкусие она оставляет горьковатое — мы привыкли покидать своих героев на пике, в момент разрешения Самого Главного Кризиса, а здесь зачастую наблюдаем их угасание. Впрочем, печаль и рефлексия на тему мимолетности бытия вскоре проходят, уступая место желанию перечитать полюбившуюся повесть.